CONCORditer

был такой замечательный проект из Питера ANTHESTERIA, можно сказать с него начинал слушать
dark ambient. кроме альбомов было участие в создании саунда для игра Фобос 1953 и Метро 2033, жаль но продолжения
творчества не будет и это последний трек. версия от Павла Блюмкина (Majdanek waltz)

ANTHESTERIA – Alone




Эдгар По - Один

Иначе, чем другие дети,
Я чувствовал и все на свете,
Хотя совсем еще был мал,
По-своему воспринимал.
Мне даже душу омрачали
Иные думы и печали,
Ни чувств, ни мыслей дорогих
Не занимал я у других.
То, чем я жил, ценил не каждый.
Всегда один. И вот однажды
Из тайников добра и зла
Природа тайну извлекла, —
Из грядущих дней безумных,
Из камней на речках шумных,
Из сиянья над сквозной
Предосенней желтизной,
Из раскатов бури гневной,
Из лазури в час полдневный,
Где, тускла и тяжела,
Туча с запада плыла,
Набухала, приближалась —
В демона преображалась.

Осенний вечер

В дождевой вуали дали
Звёзд. Сны лета миновали.
И в своё вступает право
Осень – хмурая держава.
Инея седой налёт –
Верный знак: дряхлеет год.

Холодны, темны и строги
Серых облаков чертоги.
Над землёй печальный звук:
Стаи птиц плывут на юг.
Лишь промозглый ветер рад
Рвать листвы цветной наряд.

Сумерки крадутся рано,
На лугах лежат туманы.
Гаснет, душу леденя,
Отсвет тающего дня.
И тосклив как смертный стон
Бальдура последний сон.

Перевод Дмитрия Гордиенко

Franz Eichhorst - Terstillensteg
...

Затишье на фронте

Изредка вспышки отдельных пушек.
Скрип телег на далёком шоссе.
Каркают вОроны. С дальних опушек
тянутся лошади, все в росе.

Ветер до странности лёгок, прян,
словно касание чьей-то руки.
Нас окружает покой, обман.
Кажется, выстрелы далеки.

Кажется дико теперь умереть:
выпучить потрясённо глаза.
Я покидаю земную сеть,
и отступает гроза.

В вечности тонет боли игра.
Манит весна, оставляя след:
в лето зовёт. Пора, пора.
Мне по лицу скользит свет.

Курд Адлер (1892-1916)

...
Мы, отпрыски расстрелянных отцов,
Приученные с детства к звукам маршей,
Глядим на наших мёртвых, тех кто старше,
Не понимая их призывных слов,

В небытие манящих их знамён...
Который год мы истекаем кровью,
И нашу поступь, тяжкую, слоновью,
На марше не удержит чей-то стон.

И те, кто в наших пышных городах
Предвозвещали новую эпоху
Величественным валом голосов,

Растают в воздухе, подобно вздоху,
Толпою колченогих дураков
С рубцами древней славы на щеках.

Ханс Эренбаум-Дегеле (1889-1915)

Wilhelm Sauter - Die badischen Leibgrenadiere bei Cambrai 1917

...
Мы третий день не спали и не ели,
В лесу всё так же продолжая бой;
Размеренно стуча в усталом теле,
Катилась кровь по вене голубой.

Окопы наполняя, дождик редкий
Нас погружал в томительный озноб,
Мы цепенели, как марионетки,
Бессмысленно уставившись в окоп.

И от пальбы, пронизывающей лес
Сводило коченеющие руки,
А в голове две мысли: "хлеб" и "сон".

Мелодией плыли в ритмичном стуке
Над деревушкой залпы митральез,
Как отголосок наших похорон.

Ханс Эренбаум-Дегеле (1889-1915)

Антон Шнак - Путь на западный фронт

...Кораблик чудный, как рука, скользит. В темнеющих
  полях петляет Рейн. Столбы из дыма. Трубы
  частоколом нескончаемым воздеты к небу. Грозовой
  восток
Желтеет всполохами. Молнии жгуты белы, красны, зелено-
  фиолетовы, великолепны. Сады в коричневатом
  сумраке; сады невыразимо
Заросшие; сады, где мы мечтали; и сады, раскинувшиеся,
  как тяжкие покровы, в них замки, калитки, родники;
  сады, подобно лону девы, в тишине незримой.
И окна все бегут, мелькая, мимо голубые, золотые. В
  промежутках в туннеле пустотелом пугающий глухой
  колесный грохоток -
И сон, тяжёл, удушлив; рельсов шум... В полях, как на
  далёком берегу, видны холмы, летящие, как тени,
  прочь, обвешаны лесами. И звёзды, так растерянны, о,
  сколько их, горящих до утра!..
Вдали - твердыня города. Край неба - весь в дыму, из
  дыма - свет, в нём трубы, башни к небу вопиющие, в
  нём женщины, цветы, в нём земляничное стекло,
В нём повседневность, песни, всё течёт потоком... Вдали.
  Белея. Сооружены из блеска и огня... Вокзалы. Лампы
  красноватые всё ближе. Пустые неземных размеров
  своды нависают тяжело.
Безбрежные равнины. Ночи полны звёзд - Большой
  Медведицы мерцанье беспокойно, а Малая зашита в
  тёмно-синий шёлк. - Внутри меня скопилась тяжесть,
  мощная игра
Здоровых молодых кровей. Игра тоски по дому. Игра
  томления, пока скользят и мчатся мимо вершины...
  города...деревья...корабли...зеленый свет...
В средневековой роскоши краснеет замок парапетами...
  Пруды, заросшие, глубокие, как в сказках...Деревня,
  утомлённая, пугливо спящая среди холмов...
Здесь ночь пылает; здесь из окон свет летит; на
  горизонте молнии и голубые тучи; женщины смеются
  втайне вдали в садах, луна, желтея, красит горизонт;
Здесь воды на закате с бормотаньем падают в бассейны
  полные рыбешки мелкой; здесь мать в тоске к окну
  подходит, а на лице морщин глубокий след;
Я полон смерти, ужаса, отчаяния, страха, мой лоб кипит,
  из глаз струятся слёзы, предан смерти и почти готов,
Я - вещь, никчёмная, как и другие вещи: рассеянный
  песок и скошенный цветок, стекло, разбитое на тысячу
  осколков, я зверь, что брошен в пекло преисподней:
  фронт...

Антон Шнак (1892-1973)

Бог города

Расселся, придавив собой квартал.
Ветра легли на чёрное чело.
И взор его от гнева страшен стал:
Окраины уходят за село.

Блистает брюхом на заре Ваал,
Вокруг на коленях города стоят.
К нему несметный колокольный шквал
Течёт из моря каменных громад.

Как танец корибантов, мерный гул -
Музыка улиц. И фабричный дым,
Как облако огромное, прильнул,
К нему течёт курением благим.

В его глазницах распухают громы.
Темнеет вечер, ночью оглушён.
И бури, словно коршуны, влекомы
Над гривой, что от гнева вздыбил он.

Грозит во тьму мясничьим кулаком.
Несётся с рёвом океан огня
По улице. И жар за домом дом
Сжирает город до прихода дня.

Агнес Мигель, поэтесса из Кенигсберга, в 1944 году была свидетелем жестокой бомбардировки своего города союзнической авиацией.
В 1945 году покидая осажденный город написала эти строки:

Прощание с Кенигсбергом

Тебя, мой город, пригласила смерть
На огненную пляску среди тьмы.
На твой горящий плащ глядели мы
И слышали, как с церкви кафедральной
Тебя печальной песней погребальной
Расплавленная отпевала медь.

И было тяжело смотреть,
Как мимо свай, обугленных чудовищ,
Струился Прегель к огненной купели,
Где жертвенным огнем склады горели –
Могильники утраченных сокровищ.
Мы видели, как из небытия
Явилась смерть без маски и без грима,
И вниз пустилась через клубы дыма
Ее зловеще черная ладья.

Таким ты был. Весь пепельным снежком
Запорошен, обломками завален,
Дотла сожжен, разрушен до развалин,
Казался ты угрюмым чужаком.
Ты ненависти пламенной внимал,
Ты траурной одежды не снимал –
Мечта врага, всесильного мечом!
Ты, с побледневшим предстоя лицом,
Лихую смерть достойно принимал.

Мы прочь от пепелища уходили,
Но, уходя, без устали твердили:
Пускай сюда мы больше не вернемся,
Но детям рассказать клянемся,
Где наша кровь и где наш отчий кров,
Что наш источник жизни не померк,
Что ты вовек бессмертен, Кенигсберг!

Forseti – Am Abend


Вечером
Луч, сквозь туман, преломляясь,
После дождя угас
Заревом благословляя
Вечер в последний раз

И началась в поднебесьи
Тени и света игра
Как темноты предвестник,
Лег на природу страх

Вниз из небесной тверди
Холод спустился вдруг
Словно мечтая о смерти
Лес зашумел вокруг

перевод Евгении Федосюк

Across The Rubicon - Here dead we lie


Альфред Эдвард Хаусман - Мы здесь лежим

Мы здесь лежим. Смерть выбрала в бою нас,
Чтоб нам не знать стыда или вины.
Не велика потеря – эта жизнь. Но юность
Иначе думает, а мы были юны.

перевод Андрея Гастева